Цензура

Вопрос ко всем, кто имеет какое-либо отношение к искусству вообще и писательству в частности, а также для обеспокоенных проблемами самовыражения. А меня беспокоит цензура.

Общепризнано, что в тоталитарном обществе слово подвергают цензуре.
Но если за словом следят, если слово пытаются контролировать – значит, за словом признают определённую силу.
Кто будет беспокоиться о том, что бессильно и бесполезно?
Некоторые государственные режимы даже составляют списки «не рекомендованных» книг, фильмов, песен. (Другой вопрос, является ли попадание в этот список безусловным признанием силы автора.)
Как бы там ни было, запрет предполагает защиту от чего-то, что может нанести вред.

Не является ли полный отказ от цензуры признанием того, что слова окончательно «стухли»?

В противоположном лагере такой процесс принято называть «освобождением».
Свобода слова, как мы все успели выучить наизусть, входит в перечень обязательных признаков демократического общества.
Со временем стало очевидно, что в демократичном обществе свобод и возможностей есть другая цензура – цензура рынка.

Произведение должно продаваться. Чтобы продаваться, оно должно развлекать, шокировать, раскрывать популярные темы, в общем «потворствовать вкусам большинства».
Так что в обществе демократических ценностей вместо комитета цензоров (коих обычно изображают как крайне неприятных персон, отвратительных как внутренне, так и внешне) цензурирует его величество большинство.

Итак, идеальной свободы слова нет, всегда кто-нибудь да вставляет художнику палки в колёса и другие места нежного организма.
Либо это литсовет и партия со своей программой, либо издатель и среднестатистический читатель со своими вкусами.
Можно угадать – и без лишних жертв самовыражаться наружу, а не в стол для «узкого круга избранных». А можно… А можно и не дожить до первой публикации.

Вопрос такой: если бы был выбор – чтобы вы выбрали?

Цвета

Нет ничего приятного в том, чтобы быть персонажем антиутопии. Абсолютно

Мне хотелось бы обитать в каком-нибудь ярком разноцветном романе-странствии или просто в умной сказочной повести для школьников младшего и среднего школьного возраста. Пусть бы это была книжка, где в каждом событии можно увидеть что-нибудь прекрасное, забавное или поучительное. Где все герои – «наши». В каждом лице, в каждой встрече обретаешь истину и добро. Каждый плохой человек просто несчастен или глубоко заблуждается, он нуждается в сочувствии и понимании – и рано или поздно получает его от добрых людей, коих большинство.

Ещё неплохо в сюжете, где есть зло, но оно существует, кажется, лишь как повод для героизма, как испытание на прочность. Зло в таких книгах подобно чудовищному давлению, которое превращает грифель в алмазы. Зато к финалу даже у самого маленького персонажа есть возможность преобразиться и стать лучше.

Даже в мире, где только чёрное и белое, «наши» и «они» – и то интереснее. Всегда есть линия между, граница, пусть размытая или условная, но однозначно признаваемая. Книга может быть стёбной или пафосной, в ней бывает нейтральная полоса между злом и добром и частенько слишком много гротеска – но есть и катарсис. К финалу всё может опять перемешаться, но ради захватывающего сюжета и яркого языка можно простить условности. А какие там бывают персонажи, даже эпизодические!

В общем, выбор есть. Как бы. Но мне-то досталась антиутопия!
Её новояз, её двумыслие, её ни с чем не сравнимый как бы отсутствующий сюжет…
Её настойчивый позитивизм и засасывающий оптимизм, её избирательная слепота как единственная приемлемая точка зрения.
Её абсурдность, всеми признанная и настолько временами дикая, что проще согласиться – это и есть норма! – чем терпеть хоть какое-то время…

Здесь свои правила.
Здесь ты никогда не столкнёшься лицом к лицу с одним отдельным за всё отвечающим злодеем.
Здесь нет «чужих» и «своих» – как бы «свои» легко превращаются в «чужих», если применять к ним какие-то лакмусовые бумажки.
Здесь самое трудное – не найти правду, но сохранить её, потому что её постоянно пытаются выбить из рук и подсунуть тебе нечто более удобное для постоянной носки.
Сохранить её в себе. Для себя. Понять, как дорого она стоит. И платить за неё снова и снова – в первую очередь постоянным напряжением.

Это похоже на чёрно-белый мир, с тем только уточнением, что одного цвета не существует, он вне материального мира, в пространстве воображения, он идеален и условен. Альтернатив нет, они лишь могут как бы быть или были.

По-настоящему чёрно-белой со всеми оттенками серого была предыдущая часть, та, что была написана раньше нашей.
Однако, у нас не продолжение – скорее уж «сиквел по мотивам», созданный на заказ каким-то то ли плагиатором, то ли продюсером.

Об этой предыдущей части не забыли (что было бы проще) – её переписали, перевели на несколько языков и снова на русский. И если упоминают в нашей антиутопии, то обязательно в искажённом виде и с поясняющими комментариями.

В финале той предыдущей книги одна сторона погибала, один «цвет» был уничтожен. Сейчас уже никто не скажет наверняка, какой – чёрный или белый.
Все персонажи из проигравшей сюжетной линии быстро перекочевали в другую, победившую, и приняли её «цвет». И решили, что это правильный, хороший сюжет.
Потому что если нет… Это означало бы признать нечто непризнаваемое.

С этого и началась антиутопия: с желания назвать сделанный выбор однозначно правильным.
Слепо признать, не принимая внимание то, что происходит вокруг.
Жить, закрыв глаза и заткнув уши – и открывать их лишь тогда, когда гарантированно покажут что-нибудь красивое и расскажут о чём-нибудь хорошем, или забавном, или поучительном, если это из мира животных, например.
Помнить только то, что касается тебя лично, и тоже выборочно.
Значимо и значительно лишь «собственное существование для себя самого».
Это на самом деле очень просто и не требует особых усилий.
Я знаю. Я пробовал.

Но видимо, у меня проблемы с головой.
Я помню что-то ещё.

Ну, что же, если признать, что всё, что говорят и пишут – абсолютная ложь, то я могу хотя бы попытаться что-нибудь вспомнить о той, предыдущей части. Я, правда, появился в самом конце, но всё равно, что-то осталось.

Точно помню, что в том прошлом, разрушенном, оборванном сюжете была бесплатная медицина и жильё. Для всех. Не было безработицы, а пенсии хватало на жизнь. Точно хватало, я помню наверняка, потому что не было старушек, побирающихся на улице. Их было невозможно представить. Они были не предусмотрены никакими условностями сюжета.
А в этом сюжете нищие бабульки – привычная деталь городского пейзажа. А вот что невозможно представить, это когда семье рабочих дают квартиру. Её можно только выиграть, если пить определённое пиво и курить определённые сигареты. Но это страшный риск, потому что рискуешь здоровьем, которое теперь волнует только тебя и твоих близких.

Не понимаю, как можно было одно сменить на другое.
Не понимаю, как можно раз за разом признавать этот выбор самым правильным.
И если тот сюжет был однозначно плохим – какой тогда этот?

С другой стороны, проще, легче, удобнее мерить всё по свому благополучию, отбрасывая положение всех прочих как незначительный фактор.
На самом деле то, что мне кажется чёрным – это белое.
На самом деле мир у нас – яркий и красочный,
все вокруг – «наши»,
лишь дураки да злодеи ищут врагов.

Надо искать позитив – во всём.
Надо просто жить и просто радоваться жизни.
Своей жизни, потому что она одна.
Одна отдельная индивидуальная жизнь.

Хотя даже страницы определяют друг друга.
и строчки – взаимосвязаны,
а слова зависят от других слов,
и звуки подвержены влиянию соседей.

Чем шире контекст – тем больше смысла.
Чем меньше частного – тем дольше живёт текст.
Ни один язык не бывает «сам по себе», ни одно слово.

И если персонаж ни с чем и ни с кем не связан, если он сам по себе и только для себя – он лишний.
Его удаляют, без лишних, кстати, затруднений – при обычной редакторской правке.

Не хочу, чтоб меня вымарали.
Пусть уж лучше тек – встревоженным третьестепенным персонажем антиутопии.

Война

Наверное, нет праздника более значительного и бесспорного, чем победа в войне.

Наверное, потому что это касается всех – все могут ощутить свою причастность.
Юбилеи гениев и другие более-менее круглые цифры в подмётки не годятся! Да и вообще, рождение достойного человека не совпадает с той реальной датой, когда он становится подлинно достойным, а его смерть нередко наступает до того, как его рождение и факт существования начинает что-то значить. В похожем положении другие дни «начала» или «конца».

Победа – это нечто большее. Это доказательства того, что усилия и жертвы были не напрасны.
Это доказательства самой жизни, потому что смерть возвращается в прежние границы, теряя статус «привычного» или «необходимого».
Это повод для гордости, бесспорный хотя бы потому, что никто не желает проигрывать и для каждого человека ощущение триумфа даже в собственном личном мирке – значительное событие. А когда это победа в войне, охватившей весь мир!..

Ведь это была действительно мировая война. Вторая по счёту, но единственная, с которой всё так просто и понятно: вот Гитлер и фашизм – вот мы – а вот Победа.

Первая Мировая война для моей страны совпала с таким потрясениями, что отошла на задний план, уступив место Революции и установлению советского строя. Темы сейчас настолько спорные, что на Первую Мировую не остаётся ни сил, ни времени.

Ещё есть третья мировая, о которой мало что слышно. Вернее, мало кто называет её именно так – и хотя некоторые важные даты её сражений отмечены в календаре, они носят другое название и празднуют их по-другому. Впрочем, тоже с салютом.

Но я не могу не думать о Третьей Мировой войне – особенно теперь, в канун празднования нашей Великой Победы. Слишком велик контраст с тишиной по поводу нашего Великого Поражения.

Победа превратилась в такой же символ или миф, как и прочие полуискусственные конструкции из слов и картинок. Повязал георгиевскую ленточку на машину – и празднуешь.
Победа уже не этап истории и даже не эпизод из неё, поскольку сама история перестала быть чем-то целым. Просто нечто «великое», повисшее в пространстве, а что там с причинами и следствиями – ну, давайте подумаем-поспорим.
Победа больше не может объединять, поскольку не существует государства, совершившего эту победу. И вообще, чья это победа? Русских, советских, людей вообще?
Победа теперь – лишь набор ритуалов, и потому подвержена критике, сомнению и фальсификациям.
Повод для гордости – а также повод для спекуляций и провокаций.

Наверное, это последняя крепость, последний бастион.
Последний аргумент, на который пока ещё можно опираться, и от аксиомы «Мы победили» доказывать теорему «Почему была возможной эта победа» и «Кто победил на самом деле».
Последняя возможность говорить «мы» и чувствовать это «мы».

Когда со сцены уйдёт поколение, учившееся по старым учебникам в школах старого образца, где не зубрили правильные ответы на тесты…
Когда знание истории ограничат несколькими датами, цифрами и выводами, а фотографии тех лет будут восприниматься как старые фотографии одной из множества войн…
Когда развалится Мать-Родина на Мамаевом Кургане, и все обрадуются прекрасному месту с видом на Волгу…
Наверное, тогда они отпразднуют свою окончательную победу.

Не знаю, какую дату они выберут.
Но определённо, это значительный повод для гордости.
Они победили тем оружием, которое уже использовалось во Второй Мировой, но в иных целях. Тогда это вербально-идейное оружие заставило одни народы воевать против других. Теперь это чертовки эффективное оружие из слов и смыслов превращает недавних противников в верных и преданных союзников.

Мы, нынешние, смогли бы выстоять, если бы оказались в том времени?
Мы нашли бы в себе силы на то, что сделали наши деды и прадеды?
Мы уверены, что наша страна сегодня в состоянии дать такой же отпор?
Мы можем назвать эту страну Родиной?
Мы победили?

Парадокс

О, как легко живётся в нашем прекрасном однополярном мире, где наконец-то расставлены все приоритеты и определена истина! В этом мире Свободы, в эту эпоху воцарения Демократии и Либеральных Ценностей, есть лишь одна центробежная сила и один закон.

Согласно этому простому и очевидному закону, который нигде конкретно не прописан, но подразумевается едва ли не в каждой букве и пробеле, ось вращения вселенной проходит строго через меня. Или через вас. Через каждого из нас. Поэтому миров много. А разнообразие – это хорошо. Есть возражения?

Соответственно, лишь нарушение вращения мира вокруг меня, любимого и единственного, может сообщить мне, что с миром что-то не так. Когда всё проносится в нужном ритме и ниоткуда не дует – всё в порядке.

Я обычный третьестепенный персонаж антиутопии, поэтому мне живётся хорошо – ровно настолько, чтобы иметь повод жаловаться не только на погоду, но никогда не воспринимать изменения погоды как угрозу собственному благополучию. У меня есть крыша над головой, у меня есть, что можно вкусно съесть, а книг и дисков больше, чем я могу прочитать, прослушать или просмотреть. Так в чём проблема?

Проблема в том, что я не могу ничего объяснить своим соседям по сюжету, поскольку все мировые проблемы и неприятности у нас принято обсуждать лишь в понятиях самоудовлетворения или неудовлетворения. Гив ми сатисфакшен, а то плохо будет. Are you satisfied? Почему?

Почему-то вышеперечисленные преимущества моего обустроенного мирка не позволяют мне чувствовать себя обустроено. А ведь я должен! Как я могу сомневаться, если всё, что существует вокруг меня, существует, кажется, лишь для моего удовольствия?

Но если я начну я делиться своим недовольством, приводить доводы и аргументы, я буду вынужден, чтобы меня поняли, основывать свою точку зрения лишь на одной точке обзора – той, что в моей голове. Вот что тревожит меня больше, чем конкретные детали и обоснования моего состояния.

Но если я выберу другую основу, другую плоскость, другой полюс – меня немедленно выкинут из этого однополярного мира, перестанут воспринимать, отключат, как нечто одержимое и потенциально опасное. Или низведут до ранга персонажа карикатуры, что, в общем-то, одно и то же.

В нашем совершенном мире Свободы любое отступление от общепризнанной истины-«Я», любая альтернатива узаконенному индивидуальному счастью всегда будет утрироваться и низводиться до крайностей.

Итак, если я против, если я считаю, что «Something terribly wrong with this world», значит, я отрекаюсь от высшей ценности – от Свободы. От белой девы на далёком острове, от непоколебимой освободительницы с книгой и факелом в руках.

Я отрекаюсь от Свободы ergo выбираю Рабство.

Ну да, я выбираю рабство.
Я и так в рабстве, и всегда буду носить эти цепи! Рабство работы, рабство профессии, рабство вдохновения и целей – и даже рабство собственного тела, которое регулярно прерывает полет фантазии и командует «Спа-а-ать!»

Рабство моих мыслей, которые никак не могут успокоиться, вынуждая меня искать другой полюс. Меня не устраивает этот. Не удовлетворяет, потому что пытается удержать меня в комфортных рамках личного уютного мирка.
Я должен очертить круг и радоваться жизни, пока трава зеленеет в пределах кольца и светит солнце?
Я должен забыть, что есть кто-то ещё?
Есть тут кто-то ещё?

Ружья

Если бы у меня было ружьё и машина времени… А лучше – атомная подводная лодка с баллистическими ракетами, чтобы наверняка… Я бы… я бы зарыл всё это поглубже и бросил бы курить и пить витамины – черт его знает, что они туда пихают.

Нет, в самом деле, иногда каждому третьестепенному персонажу антиутопии хочется стать главным героем фантастическо-захватывающей саги об альтернативной истории и отчаянно-храбром спасении вселенной.
Я погружаюсь в эти мечты и забываю о том, что вокруг. Я отлично понимаю, что исправления неосуществимы и всё это глупые фантазии, выдумки и враньё, но и тем-то они и приятны! Можно в своё удовольствие перестраивать эпохи, исправлять ошибки правителей и делать с миром всё, что заблагорассудится, насколько хватит фантазии и вкуса.

Что ценно, рассуждать на эту и подобные темы можно бесконечно, и в спорах, жарких и неистовых, порой раскрываются поразительные в своём совершенстве истины.
Потом мы расходимся по своим страницам, продолжая хихикать или ругаться, мысленно отвечая на воображаемые реплики оппонентов.

Если бы у меня было ружьё и машина времени… Я бы отправился в будущее, посмотрел новости, проанализировал ситуацию, вернулся бы, нашёл того, КТО, и…

Но что-то похожее уже было у Стивена Кинга в «Мёртвой зоне», а мне не хотелось бы становиться персонажем фанфика. Я не умею стрелять из ружья – и у меня нет уверенности, что даже если бы у меня внезапно проклюнулись способности гениального снайпера, мне бы удалось избавить вселенную от неких негативных персон.
Кроме того, мне необходимо очень точно прицелиться не только винтовкой, но также машиной времени – и попасть в тот момент будущего, когда уже ВСЁ, но ещё можно определить, кто в этом виноват. А это не самая простая задача.


Я обыкновенный третьестепенный персонаж. Я ничего не умею и ничего не могу, кроме того, что необходимо для моего собственного индивидуального выживания. Меня окружают такие же сознательные и неглупые личности, которые давно оценили широту своих горизонтов и глубину перспектив. Мы знаем, что ничего не знаем наверняка, и можем лишь то, что может каждый из нас.
Более того, существует вполне обоснованная точка зрения, согласно которой в принципе невозможно определить одного конкретного человека, который за что-то отвечает и обладает определенными возможностями.

«Ответственность» и «возможности» – сами по себе весьма расплывчатые и ненадёжные иллюзии. Люди лишь исполняют свою роль, словно пешки, слоны и ферзи. Никто не может по-настоящему влиять на ход игры – поэтому глупо вообще задумываться об этом! Бессмысленно, безнадёжно, безосновательно!
Невозможно ни на что повлиять. Невозможно что-то изменить.
И никто ни за что не отвечает.


Однако игра продолжается.
И за кажущейся хаотичностью проступают знакомые, можно сказать, классические мотивы. Одни обогащаются – другие нищают. Одни получают власть – другие теряют жизнь. Большинство же «просто живёт», играет по назначенным правилам и знает своё место. Потому что другого не придумали.

Но я не могу унять свою настырную тревогу и неугомонное копошение извилин. Я знаю, что даже авторы порой склоняются перед волеизъявлением героя и направляют сюжет туда, куда он хочет идти.
И я не могу смириться с тем, что не могу ничего сделать, потому что что-то подсказывает мне: такой ход мыслей крайне выгоден тем, кто продолжает расширять свои возможности.


Мне не унизительно исполнять свою скромную третьестепенную роль, но я категорически против того, чтобы она была невнятной, серой и бесполезной, покорно прогибающейся под малейшие прихоти предсказуемой авторской фантазии.
Я хочу быть по-настоящему хорошо прописанным, сильным, что называется, «живым» персонажем
– а вы?