В самом начале своей карьеры, ещё не зная, насколько успешной она станет, но, определённо, не желая оставаться на вторых ролях и быть как все,
он попробовал использовать социальные и политические мотивы в своих стихах – в текстах своих песен.
Получилось нечто ужасное – и тогда он стал писать о том, что его действительно волновало:
о смысле жизни и смерти, о любви и сексе, о ярости, насилии, ненависти и безысходности.
Не мудрено, что его стали слушать. Было такое чувство, что он знает, о чём говорит.
you always were the one to show me how
back then i couldn't do the things that i can do now
this is slowly take me apart
grey would be the color if i had a heart
Видеоряд к его композициям был изыскано стильным и вызывающе тошнотворным – «Семь» Финчера ближе всего к клипам периода «Closer». Похожее дикое безумие пропитывало концерты Nine Inch Nails. Кстати, один его альбом записывался в морге. Между прочим, он создал саундтрек к «Прирождённым убийцам». И его песни часто используются для порнографических сцен и для сцен насилия. Напоследок: он продюсировал первые альбомы Мэрлина Мэнсона и в какой-то степени является его учителем.
И это, конечно, не всё.
Но это внешняя сторона – то, о чём в первую очередь журналисты спрашивают Трента Резнора.
О чём спрашивают не всегда, так это о его принципиальном неприятии того, что происходит в американской культуре. О его борьбе со звукозаписывающей индустрией. О том, что этот профессиональный пианист, с пяти лет занимающийся музыкой, сделал для развития индастриала, нойза и всех тех направлений, которые далеко не все причисляют к музыке.
О том, как он использует возможности интернета, спрашивать не обязательно – интереснее изучать.
Он стал влиятельным аутсайдером.
Потом долгое время ничего не выпускал.
А мы всё ждали-ждали-ждали. Понятно, что он вырос, и по некоторым вещам, особенно по «Right Where It Belongs», стало казаться, что он устал.
see the animal in his cage that you built,
are you sure what side you're on?
better not look him too closely in the eye,
are you sure what side of the glass you are on?
Ему уже за сорок, а слушают его преимущественно подростки, и он мог бы и дальше продолжать эту игру в «убей себя – отомсти миру», как это делает уже ставший посмешищем Мэнсон и другие неоготические «антихристы».
Когда-то он отказался писать о политике и о реальном мире вокруг, потому что вне этого.
Похоже, сейчас это всерьёз взволновало его.
Это чувствовалось ещё в «The Hand That Feeds», в тех очевидных намёках на Буша и Ирак.
А теперь у нас есть YEAR ZERO – более чем долгожданный альбом, на развороте обложки – Библия и «Хеклер-Хок», внутри – всё тот же Трент, всё те же «Девятидюймовые Гвозди». Знакомая ярость и ненависть. Только направление теперь другое.
shame on us
doomed from the start
may god have mercy
on our dirty little hearts
shame on us
for all we’ve done
and all we ever were
just zeros and ones
Спасибо, Трент, чёрт побери, огромное тебе спасибо, что ты не сдаёшься. Что ты сделал этот альбом. И что, в самом деле, «It's not just music».
Жить становится весело, потому что, определённо, ты знаешь, чего хочешь – оттого жутко интересно увидеть, что у тебя получится.
пятница, 27 апреля 2007 г.
четверг, 26 апреля 2007 г.
Уточняющий вопрос
Волею обстоятельств на несколько недель меня выбросило из нормальной жизни, и по возвращении я получил редкую возможность взглянуть на процесс более отстранённо. Изучить и попытаться понять. Но невозмутимость исследователя сменилась сначала оторопью, потом удивлением, а в результате экспрессии стало слишком много, чтобы просто сидеть и наблюдать.
Всё это – происходящее, реальность, жизнь вокруг – столь узнаваемо, что кажется: я живу в книге. И мне не нравится сюжет, потому что я знаю, какой будет развязка. И меня мутит от языка, потому что в нём слишком много сахара и чего-то липкого, что делает его похожим на мушиный клей. У меня слишком много претензий к автору, потому что он неоригинален, ленив и при этом отвратительно профессионален. Но никто меня не спрашивает, потому что я всего лишь эпизодический персонаж.
Вокруг – политизированная антиутопия, Оруэлл и прочие в том же духе. Может быть даже Замятин и, безусловно, Бредберри. Поразительно, как много книг написано на эту тему, как все привыкли к этой теме и как привыкли воспринимать её лишь как «тему» – как повод задуматься, но не повод действовать.
Теперь это не более чем театр и символизм. В своём третьестепенном личном мини-сюжете я смотрю фильм про героя в маске, который борется с миром лжи, читаю «графический роман» о том, как разрушается фальшивый мир двумыслия и страха, и думаю о том, что теперь для подобных идей необходима очень толстая сахарная оболочка. Чтобы горечь лекарства не раздражала нёбо, привыкшее к более приятным ощущениям.
Возможно, это случайность, но я, как бог, не верю в совпадения и не играю в кости. Я закрываю книгу, я переключаю телевизор с видео-канала на канал обычный, центральный, общеупотребительный – и наблюдаю за строительством другого, настоящего мира лжи, и меня, признаться, тошнит, хотя я человек далеко не брезгливый.
Этот распрекрасный мир удобной лжи, расчётливого предательства и выгодной подлости будет окончательно построен тогда, когда уйдёт последнее поколение, сохранившее хоть какие-то воспоминания о другом варианте реальности. Сейчас происходит заключительный этап, когда уже бесполезен саботаж, вредительство или воровство материала.
Пророки ошибались: не нужно сжигать книги, где описана правда, – достаточно выпустить много-много книг, пропитанных полуправдой, с равными долями выдумки, больной фантазии и банальной глупости. А такое чтиво всегда интереснее. На него всегда будет б0льший спрос. И правда захлебнётся, растворится, осадком ляжет на дно, но кто будет нырять, просеивать, выпаривать тонны информации в поисках истины, когда всё, что нужно знать, уже расфасовано и выложено для употребления?
Оказывается, чтобы исказить значения слов и отравить даже самые прекрасные слова требуется так мало времени, что и оперативнейший электронный словарь не способен справиться с мутациями смысла. И вот уже приходится объяснять значения самых очевидных слов – и вот уже само это объяснение приравнивается к поступку.
А слова – это язык, а язык – это то, чем мы думаем, а значит, вирус так глубоко проник в программу, что сам стал программой. Снаружи не изменить, а проникать внутрь – значит, менять себя, и значит, проигрывать. Но пребывать в отчаянном бездействии не лучше.
И вот я, сообразно своей роли, со всеми отведёнными мне репликами, описаниями и поступками, пытаюсь что-то сказать и, таким образом, что-то сделать, хоть и понимаю, что если вырвать страницы с моим участием, ничего не изменится. Но это тот «последний дюйм», последняя клеточка меня, которая никогда не успокоится.
Придётся и мне присоединиться к обсуждению одной из самых обсуждаемых тем.
Итак,
соглашаясь
с безусловно правильным утверждением
«de mortius aut bene aut nihil»,
может быть, кто-нибудь объяснит мне, относится ли это к Сталину, Ленину или, например, к Гитлеру, то есть тем, кто, будучи mortius, лишён даже nihil?
Разве милостивое всепрощение и подозрительная забывчивость должна касаться лишь тех, кто – вот ведь странное совпадение! – удобен существующему политическому строю?
Что же заставляет людей, очевидно недовольных существующим политическим строем оплакивать одного из основателей – того, кто стоял у истоков и несёт ответственность?
Это милосердие? Или склероз? А может быть, страх? Или уже сформировавшаяся привычка думать так, как удобно думать?
Только этот вопрос.
Не обязательно отвечать здесь.
P.S.
History repeats itself. Парой сотен страниц раньше моя страна проглотила канонизацию отрекшегося монарха, который сделал для неё столько, что, пожалуй, расстрел можно считать помилованием. Кажется, скоро к лику святых причислят того, кто сделал даже больше. Но он умер не мученической смертью – вот в чём проблема.
Всё это – происходящее, реальность, жизнь вокруг – столь узнаваемо, что кажется: я живу в книге. И мне не нравится сюжет, потому что я знаю, какой будет развязка. И меня мутит от языка, потому что в нём слишком много сахара и чего-то липкого, что делает его похожим на мушиный клей. У меня слишком много претензий к автору, потому что он неоригинален, ленив и при этом отвратительно профессионален. Но никто меня не спрашивает, потому что я всего лишь эпизодический персонаж.
Вокруг – политизированная антиутопия, Оруэлл и прочие в том же духе. Может быть даже Замятин и, безусловно, Бредберри. Поразительно, как много книг написано на эту тему, как все привыкли к этой теме и как привыкли воспринимать её лишь как «тему» – как повод задуматься, но не повод действовать.
Теперь это не более чем театр и символизм. В своём третьестепенном личном мини-сюжете я смотрю фильм про героя в маске, который борется с миром лжи, читаю «графический роман» о том, как разрушается фальшивый мир двумыслия и страха, и думаю о том, что теперь для подобных идей необходима очень толстая сахарная оболочка. Чтобы горечь лекарства не раздражала нёбо, привыкшее к более приятным ощущениям.
Возможно, это случайность, но я, как бог, не верю в совпадения и не играю в кости. Я закрываю книгу, я переключаю телевизор с видео-канала на канал обычный, центральный, общеупотребительный – и наблюдаю за строительством другого, настоящего мира лжи, и меня, признаться, тошнит, хотя я человек далеко не брезгливый.
Этот распрекрасный мир удобной лжи, расчётливого предательства и выгодной подлости будет окончательно построен тогда, когда уйдёт последнее поколение, сохранившее хоть какие-то воспоминания о другом варианте реальности. Сейчас происходит заключительный этап, когда уже бесполезен саботаж, вредительство или воровство материала.
Пророки ошибались: не нужно сжигать книги, где описана правда, – достаточно выпустить много-много книг, пропитанных полуправдой, с равными долями выдумки, больной фантазии и банальной глупости. А такое чтиво всегда интереснее. На него всегда будет б0льший спрос. И правда захлебнётся, растворится, осадком ляжет на дно, но кто будет нырять, просеивать, выпаривать тонны информации в поисках истины, когда всё, что нужно знать, уже расфасовано и выложено для употребления?
Оказывается, чтобы исказить значения слов и отравить даже самые прекрасные слова требуется так мало времени, что и оперативнейший электронный словарь не способен справиться с мутациями смысла. И вот уже приходится объяснять значения самых очевидных слов – и вот уже само это объяснение приравнивается к поступку.
А слова – это язык, а язык – это то, чем мы думаем, а значит, вирус так глубоко проник в программу, что сам стал программой. Снаружи не изменить, а проникать внутрь – значит, менять себя, и значит, проигрывать. Но пребывать в отчаянном бездействии не лучше.
И вот я, сообразно своей роли, со всеми отведёнными мне репликами, описаниями и поступками, пытаюсь что-то сказать и, таким образом, что-то сделать, хоть и понимаю, что если вырвать страницы с моим участием, ничего не изменится. Но это тот «последний дюйм», последняя клеточка меня, которая никогда не успокоится.
Придётся и мне присоединиться к обсуждению одной из самых обсуждаемых тем.
Итак,
соглашаясь
с безусловно правильным утверждением
«de mortius aut bene aut nihil»,
может быть, кто-нибудь объяснит мне, относится ли это к Сталину, Ленину или, например, к Гитлеру, то есть тем, кто, будучи mortius, лишён даже nihil?
Разве милостивое всепрощение и подозрительная забывчивость должна касаться лишь тех, кто – вот ведь странное совпадение! – удобен существующему политическому строю?
Что же заставляет людей, очевидно недовольных существующим политическим строем оплакивать одного из основателей – того, кто стоял у истоков и несёт ответственность?
Это милосердие? Или склероз? А может быть, страх? Или уже сформировавшаяся привычка думать так, как удобно думать?
Только этот вопрос.
Не обязательно отвечать здесь.
P.S.
History repeats itself. Парой сотен страниц раньше моя страна проглотила канонизацию отрекшегося монарха, который сделал для неё столько, что, пожалуй, расстрел можно считать помилованием. Кажется, скоро к лику святых причислят того, кто сделал даже больше. Но он умер не мученической смертью – вот в чём проблема.
понедельник, 23 апреля 2007 г.
после пекла
«Пекло»,
он же «Солнечный свет», привет локализаторам.
Советую – в том случае, если вам охота сходить в кино, больше ничего не привлекает, и вообще – что там за фантастегу сваяли?
Один раз можно.
Но и не обязательно.
1. Соглашусь с сенсеем: отсутствие вменяемого консультанта ощущается ещё на уровне сценария. Много ляпов по физике, по астрономии, по тактике, банальному планированию и т.п.
Опять это сюжетно удобное складывание всех яиц в одну мошонку (с) в виде главгера, единственно способного запустить бомбу-надежду. На то он и главгер – но глупость, разумеется.
И для сюжета как удобно не прдублированная система жизнеобеспечения! Нет, так-то я вам что хочешь сочиню, когда корабль-надежда уязвим с любого бока, куда не плюнь.
А техника… В «Чужом» было лучше. Даже в первом. Нет, оно всё хорошо, но не верится, что это далёкое будущее.
С психологизмом соглашусь – очень характерные моменты по поведению человеков в экстремальных условиях.
Санаду жалко – в смысле, я бы на его игру посмотрел с удовольствием, но его было очень мало, убили его быстро и пригласили, будто для мебели, потому что развернуться особенно и не дали. Да, харизма – но ей же и помахать надо, а в паре-тройке выделенных ему сцен мало что успеешь…
Главгер – да. Не помню, как зовут актёра, он мне ещё а «Бетмене-начало» запомнился, он там плохого психиатра играл. Хороший актёр, морда приятная, удачи ему, штоб побольше снимали.
2. Также считаю нужным отметить неудачное смешение жанров: хоррор как в фильмах про зомби, когда непонятное и страхолюдное полумёртвое нечто гоняется с ножом по тёмным коридорам. На мой взгляд, такой хоррор принципиально не подходит для научной фантастики с философско-психологическим уклоном. Ощущение, что меня ***ли, потому что я не люблю такой хоррор типа «кто там прячется в темноте».
Для такого фильма подошёл бы боевой хоррор типа того же «Чужого»: мы знаем, что за тварь гоняется за нами – возьмём-ка пушки и вышибем из него дерьмо. Конкретный страшный враг – и совсем другие ощущения.
Ну, на крайний случай подошёл бы хоррор мистический, с философско-метафорическим присвистом, как, скажем, в «Сайлет-Хилле».
3. Но такой мистический уклон если и подразумевается, то проваливается.
Недотянутая идея, провальный финал, испорченный полузажаренным уродцем.
Проблема в том, что финал был известен с самого начала: долетят или не долетят, те же яйца... Фильм-цель, когда финал должен быть либо неожиданным, либо очень сильным. А получилось просто много экшена и геройства. В общем, все умерли – а кто сомневался?
Вспоминается «Фонтан», где малость переборщили с идеями и метафорами, но вытянули мысль, которую вели с начала.
В «Пекле» же идейная составляющая размазана тонким, неравномерным, местами исчезающим слоем, всё смутно, как бы на недоговорённостях – так и хочется дописать, доправить, вставить пару дополнительных реплик.
В целом «Пекло» – пример хорошего зачина, неплохих эпизодов, но и с фантастической, и с «мыслительной» стороны слабовато.
Честное слово, лучше «Чужого» пересмотреть.
Впрочем, солнце там красивое, над кадрами работа была продела агромадная, напряжение держит и в целом фильм ничего себе, терпимо. Но могло быть лучше.
again pro "ПРЕСТИЖ"
«Секрет фокуса», «Синдром престижа» и другие писательско-литературные тараканы
Поскольку определения «шедевр» и «гениально» употребляются в наше насыщенное событиями время столь часто, что того и гляди, станут ругательствами – как на одном военно-историческом форуме (кажется, «Цусима») слово «учитель» превратилось в оскорбление – начну с уточнения некоторых понятий.
«Престиж», будучи несомненным достижением киноискусства, находится на вершине так называемого литературного кино, основанного не на спецэффектах, не на «картинке», но на метафорах, характерах, идеях. И если, например, Олтман забирался в дебри и потаённые уголки «тайной» жизни слуг (в «Госфорд Парке») или музыкантов («Компаньоны»), а Стоппард выворачивал, разбирал и заново строил «Гамлета», Ноланы (сценарист и режиссёр) провели сеанс вивисекции как над писательской душой, так и над писательским мастерством – и даже над самой сутью творчества.
МАСТЕРСТВО
С мастерством всё просто. Every magic trick has a three parts or acts: завязку, развитие и кульминацию (с развязкой).
Фокус (как его изображают Ноланы – но кто сделал лучше?) схож с «примитивной», но вместе с тем идеальной структурой анекдота, самой короткой и самой трудной литературной формой. Сначала рассказчик говорит о чём-то простом, обычном, описывает знакомую или понятную всем ситуацию, потом «делает» с ней что-то необычное – а неожиданный и непредсказуемый конец, подобно хорошему «престижу» потрясает зрителей и заставляет всех смеяться.
Подобное происходит и в жанре детектива, и вообще в любом произведении, где есть интрига и сильный финал. Знать «кто убийца» – это как знать, в чём секрет фокуса с ловлей пуль. Оказывается, всё так просто – но уже никакого интереса.
Впрочем, мастерски написанный детектив перечитываешь с удовольствием. Хотя это всё равно будет не то – как смотреть на трюк, секрет которого тебе известен.
Что-то теряется, уходит, ускользает. Это даже не опыт, а скорее, другая позиция: более профессиональная, менее воодушевлённая.
Например, когда отрецензируешь с сотню работ, уже не можешь читать «просто так». Ты уже не зритель из зала, а скорее «незваный гость», фокусник, пришедший к конкуренту разгадать его секрет… И сможет быть, парой метких слов, едким отзывом или сокрушительной рецензией разрушить всё «очарование магии». Потому что ты знаешь, «как оно работает», как сделать безопасный вроде бы трюк ранящим или даже убийственным.
Но всё равно ты уже не можешь верить так, как обычный читатель.
Так что в первую очередь «Престиж» способен задеть, потрясти, насмерть отравить литераторов – тех, кто постоянно работает с завязкой-развязкой-кульминацией, кто умеет внимательно смотреть и внимательно слушать. И тех, кто уже устал от этого умения и может быть, скучает по тем временам, когда он был просто зрителем из зала, которого так легко обмануть, да он и сам «обманываться рад».
«Престиж» сам по себе метафора писательства, раскрывающая суть этого ремесла (или одержимости?) с той же силой, то и «Мешок с костями» Кинга, «Гигиена убийцы» Нотомб или «Мантисса» Фаулза. Метафора о том, как используются метафоры и другие «трюки». И как следствие, эффект узнавания – чёрт, там есть и мастер-класс, и ученичество, и плагиат.
НАТУРА
Знаменитое противостояние фокусников, о котором упоминается в каждом описании фильма и рецензии, строится вовсе не на профессиональном противостоянии, как кажется поначалу.
Началось всё с банальной, хотя вполне понятной мести: Энджер стрелял в Болдена в невменяемом состоянии. Тут и смерть жены, и поведение Болдена: если бы тот не был «таким холодным», если бы он закричал «Да, я завязал тот чёртов узел, я никогда себя не прощу, я теперь всю жизнь буду мучиться этим и т.п.», Энджер скорее всего если бы не простил, то принял этот факт. Но Болден был тем, что он был – и два пальца были всего лишь ещё одной жертвой, платой за его «великий фокус».
Потом пришла очередь ответного акта – и хотя Болден «зеркально» отомстил Энджеру на сцене, во время трюка, это было следующее звено неизменного «око за око». И логично, что два врага-коллеги будут бить соперника на знакомом поле – это не только фокусников касается.
Когда Энджер решил «украсть его трюк», потому что Болден «украл его жизнь» – ситуация слегка приблизилась к профессиональному противостоянию, которое (обращаю внимание) всегда идёт на счёт, по очкам, по победам и достижениям. Переманить зрителей – это профессионально. Использовать слабости двойника – вполне, ибо в трюк с перемещением входит и контроль за двойником. И здесь Энджер проиграл. С самого начала был обречён на проигрыш.
Болден соревновался на поле профессии: он выигрывал на уровне похожести «престижа» и «того, кто в ящике», но вначале сильно сдавал по эффектности. Потом выправил это – и Энджер прогорел.
Но Энджер-то мыслил другими категориями! Он хотел быть «престижем». Это было важнее зрителей, чудес, успеха – всего.
В своей предсмертной речи он красовался. Искал оправдание. Лгал. Возможно, он впервые задумался о зрительских лицах только в самом конце. Но с самого начала Роберт Энджер хотел быть «престижем» – ради этого поездка к Тесле, жертвы и чудовищная галерея «рыбок в аквариуме».
И он мстил Болдену не за жену и даже не за успех, а за то, что Болден мог то, что у Энджера так и нее получилось до самого конца, ибо даже невероятная машина Теслы не дала ему чувства победы. Она помогал отомстить, она позволила приблизиться к цели, но это было не то: слишком сложно, слишком страшная цена. А у Болдена и без Теслы получалось! Болден был «престижем» с самого начала!
Этого Энджер простить не мог.
Никто не помнит о том, кто в ящике, того, кто подготовил трюк, кто сделал шоу. Всех интересует только «престиж». Герой. Тот, кого видно. Кто на сцене. На свету. Автор будто бы не при чём. Потому что герою аплодирую и как герою, и как автору.
А почему вообще кого-то должен интересовать «человек в ящике»? С какой стати нужно знать в лицо автора? Что лучше: когда помнят того, что написал – или когда герой живёт, а об авторе знают лишь специалисты?
«Синдром престижа» – желание быть на виду, под светом, на сцене. Это уже не профессия, не создание чего-то, не плата за жертвы – это чистой воды патологическое и эгоистическое желание славы. Ради исполнения этой мечты каждый раз приходится уничтожать героя – того, кто в ящике, часть себя, но всё равно уничтожать. Через всё можно перешагнуть – лишь бы на тебя смотрели, рукоплескали, восхищались, чтобы в глазах поражённых зрителей читался подлинный восторг, но главное, чтобы эти глаза были обращены на тебя.
Это желание в итоге разрушает сам фокус. Потому что машина Теслы – это не иллюзия, не фокусничество, основанное, на тех самых трюках, умениях, ловкости рук и механических приспособлениях. Слишком реально. Слишком серьёзно. Как из пушки по воробьям. Типа, посмотрите, как удобно микроскопом забивать гвозди! Уникальное изобретение – и примитивные способы, чтобы приспособить его под нужды «индустрии развлечений» и под нужды человека, который не перемещаться хотел, а лишь быть «престижем».
Вот какая жертва требовалась от Энджера – уйти в тень. Сломить в себе желание славы. Тщеславие, гордость, себялюбие. Сидеть в ящике и скрипеть зубами. И снова выходить на сцену – и снова падать «в ящик» – и лишь ловить отголоски аплодисментов, которые по сути-то предназначались ему! И он бы понял это, если бы ставил мастерство и профессию выше своего эгоизма.
Не смог.
Синдром престижа: «Я хочу, чтобы результатом моей работы стала моя, непосредственно мне предназначенная слава».
Не смог, и вряд ли бы получилось.
Как не могут те авторы не буду употреблять этой bloody abbreviation, которые хотят быть на виду, под светом, на сцене, а герои, книги – ну, что-то там есть – правда, кто это помнит, даже если читает? Главное – чтобы узнавали в лицо. Чтобы фото на задней обложке. Чтобы ИМЯ. И поскорее, сразу, сейчас.
Про Болдена сказано многое, и очевидное «сегодня ты больше любишь своё мастерство» знакомо всем одержимым людям – и тем, кто с этими одержимцами рядом. Болден – это другая, идеальная крайность: растворения себя в своей работе, две полужизни, из которых ни одна не является полноценной, холодность и бесчувствие.
Но цель известна, и хотя он не говорит громких слов, он и в самом деле «вырывается из всего этого». Он лучший фокусник, хотя это очень дорого стоит.
Лучший фокус возможен один раз – как и величайшая Книга. А потом придётся идти дальше, оставляя в этой книге половину себя. И знать, что уже никогда не повторить ничего подобного.
... а всё ради той самой пресловутой «сути творчества», она же "смысл жизни": раздвинуть реальность. Изменить её, хоть на мгновение. Заставить поверить, что возможно чудо. Ради этого можно пойти на многое.
И оно того стоит.
вторник, 3 апреля 2007 г.
Флеш-моб: тема диплома
"Функциональный антропонимический ряд в контексте художественного произведения на материале романа Михаила Афанасьевича Булгакова "Мастер и Маргарита"
Как на духу! Только на прошлой неделе при собеседовании цитировал
В те времена (о, sweet 17!, где мои 17 лет!..) это был любимый роман. Кафедру я выбрал "по людям" - профессор Селезнёва была очень "чёткой" и честной тёткой - спрашивала строго, но если знаешь и работаешь - об "автомате" можно не переживать, а "современный русский" я любил.
А Ильин - душка и лапочка, который дрючил нас по орфографии и пунктуации, да так что ёёёё - диктанты, тесты, упражнения... ну, он тоже был отличным чуваком и с хорошим чувством юмора. Помню, искали мы с ним зимой, где покурить, не выходя на улицу...
И вот в конце 1-го курса, когда я открыл было рот, чтобы спросить, а можно ли мне курсовую (и потом диплом) писать на мериале "МиМ", Лариса Борисовна мне и говорит: мол, я в тебя верю, ты сможешь - пиши по "МиМ" + ономастика, синонимика и т.п.
Это называется: телепатия.
Такие дела. Потом она уехала в Израиль, и диплом я писал уже у Дмитрия Юрьевича. Писал "с потолка" - тема абсолютно новая, на стыке языка, литературы и психологии.
"Отлично", разумеется.
Как на духу! Только на прошлой неделе при собеседовании цитировал
В те времена (о, sweet 17!, где мои 17 лет!..) это был любимый роман. Кафедру я выбрал "по людям" - профессор Селезнёва была очень "чёткой" и честной тёткой - спрашивала строго, но если знаешь и работаешь - об "автомате" можно не переживать, а "современный русский" я любил.
А Ильин - душка и лапочка, который дрючил нас по орфографии и пунктуации, да так что ёёёё - диктанты, тесты, упражнения... ну, он тоже был отличным чуваком и с хорошим чувством юмора. Помню, искали мы с ним зимой, где покурить, не выходя на улицу...
И вот в конце 1-го курса, когда я открыл было рот, чтобы спросить, а можно ли мне курсовую (и потом диплом) писать на мериале "МиМ", Лариса Борисовна мне и говорит: мол, я в тебя верю, ты сможешь - пиши по "МиМ" + ономастика, синонимика и т.п.
Это называется: телепатия.
Такие дела. Потом она уехала в Израиль, и диплом я писал уже у Дмитрия Юрьевича. Писал "с потолка" - тема абсолютно новая, на стыке языка, литературы и психологии.
"Отлично", разумеется.
понедельник, 2 апреля 2007 г.
ЩАСТЕ - это самолёты
На работе (куда я прихожу посидеть в инете и попошлить на прощание - так сказать, прощальный тур поручика Ржевского) на ДР мне подарили хорошую мышу - жуть, какая удобная: все выходные сидел, а кисть не ломит.
Но главный подарок был в тяпницу.
Вот он:
F-15 G "Eagle"
Модель, конечно, 1:72 - но не простая: такие были закуплены для ВВС Японии, а конкретно этот 823-й принадлежал к частям, базировавшимся на Хоккайдо.
Именно "Иглы" были прототипами Юкикадзе. Ну, и заодно Мигов и Сушек.
Миг-29 у меня уже есть.
Осталось Сушку заказать...
Смотреть и плакать...
Но главный подарок был в тяпницу.
Вот он:
F-15 G "Eagle"
Модель, конечно, 1:72 - но не простая: такие были закуплены для ВВС Японии, а конкретно этот 823-й принадлежал к частям, базировавшимся на Хоккайдо.
Именно "Иглы" были прототипами Юкикадзе. Ну, и заодно Мигов и Сушек.
Миг-29 у меня уже есть.
Осталось Сушку заказать...
Смотреть и плакать...
Подписаться на:
Сообщения (Atom)